В белорусских тюрьмах сейчас находятся как минимум 38 работников и работниц СМИ. Большинство из них до самого ареста занимались журналистикой: писали тексты, снимали видео, работали в кадре. Но есть и те, кого осудили за журналистскую работу несмотря на то, что они давно ушли из медиа: например, осужденная на три с половиной года Лариса Щирякова и приговоренный к трем годам лишения свободы Алесь Любенчук.
Есть журналисты и журналистки, которые уже освободились из заключения, уехали из Беларуси и смогли вернуться к работе. Мы спросили у них, что помогло им снова заняться журналистикой после политического преследования.
Ольга Лойко
До 18 мая 2021 года — дня своего задержания — Ольга была главным редактором политико-экономического блока крупнейшего в Беларуси независимого СМИ tut.by (портал был уничтожен белорусскими силовиками вместе со всем архивом). В следственном изоляторе Ольга провела 10 месяцев, после чего ей изменили меру пресечения. Вскоре ее внесли в список лиц, причастных к террористической деятельности, но ей удалось секретно выехать из Беларуси.
Спустя полгода Ольгу в Беларуси внесли в список лиц, причастных к террористической деятельности.
Она говорит, что в связи с этим возвращение в профессию было единственно возможным решением: "Пока я имею статус террориста, все другие виды работ, где я наемный сотрудник или вовлекаю каких-то других лиц в свою (с точки зрения государства, преступную) деятельность, для меня закрыты. Я не готова ставить под угрозу жизнь людей, которые дают мне работу или которые будут работать на меня.
Мне очень хотелось уйти из журналистики и жить нормальной жизнью, где есть отпуска и разумные дедлайны. Но пока что это невозможно. Раз государство меня назвало террористом, надо соответствовать".
Ольга отмечает, что, поскольку из Беларуси бежали ее коллеги, для нее было важно дать им возможность заработка, помочь им в трудную минуту. "Людям действительно грозит опасность в Беларуси, все им говорят уезжать, а куда уезжать? Профессия у нас несколько неподходящая для переезда: мы специалисты по белорусской повестке. И мне было важно, чтобы эти люди могли на что-то рассчитывать. Когда просто говоришь им уезжать — это одно, а когда предлагаешь им работу или подработку, то это важный момент, и люди соглашаются, потому что им есть куда ехать". (Людей из других сфер Ольга не готова "подставлять", а ее бывшие коллеги из tut.by уже имеют "экстремистский" статус, у них уже есть фактический запрет на профессию в Беларуси, так что сотрудничество с Ольгой не ухудшит их ситуацию.)
Кроме того, в нынешней ситуации Ольге не хочется уходить из журналистики, потому что репрессии в Беларуси продолжаются. По ее словам, для нее важнее даже не продолжающиеся репрессии внутри Беларуси, а соучастие режима Лукашенко в войне, которую Россия ведет с Украиной.
Александр Отрощенков
Свою работу до ареста в 2010 году Александр называет работой на стыке журналистики, PR, активизма и защиты прав человека. Он работал с разными изданиями как журналист, писал публицистику для charter97.org, в разное время занимал посты пресс-секретаря движения "Зубр", общественной кампании "Европейская Беларусь" и кандидата в президенты на выборах 2010 года Андрея Санникова.
На следующий день после выборов 2010 года его задержали якобы за участие в митинге и поместили в СИЗО КГБ, а спустя два с половиной месяца приговорили к 4 годам колонии. Александр рассказывает, что в заключении порой было страшно и тяжело, но к тому времени у него за плечами уже было около 50 задержаний, несколько административных арестов на срок от 5 до 15 суток. "Я осознавал, чем занимаюсь, чем рискую и что однажды, скорее всего, придется посидеть. Но мне повезло сидеть в относительно травоядные времена. Конечно, был и прессинг, и пытки, и (доказательств у меня нет, но я уверен в этом) психотропные препараты, но это был очень легкий режим в сравнении с тем, через какой ад проходят нынешние политзаключенные".
Весь срок Александру сидеть не пришлось: как только пошли разговоры о серьезных санкциях против режима Лукашенко, журналиста выпустили. Всего он провел в неволе 9 месяцев и почти сразу после освобождения вернулся к работе, будучи еще в Беларуси. "Я понимал, что какое-то время к моей персоне будет повышенное внимание, и старался максимально использовать это для того, чтобы привлечь внимание к людям, по-прежнему остававшимся за решеткой. В то время я по большей части ездил, выступал, очень плотно сотрудничал с "Хартией", но это был скорее активизм, адвокация, правозащита — что угодно, но не чистая журналистика".
Спустя год после освобождения Александр уехал из Беларуси, а еще спустя два года ушел из "Хартии" и "Европейской Беларуси". "Я был выгоревший и в депрессии, мне нужна была перезагрузка, и я пошел работать в такси. Никакого представления об этой сфере я не имел, опыта управления автомобилем у меня [было очень мало], но в первый же месяц я заработал в полтора раза больше, чем когда-либо зарабатывал в журналистике. Но совсем из журналистики я не уходил: писал как фрилансер, участвовал в подготовке нескольких экспертных аналитических исследований. Помогло вернуться то, что я отдохнул, мне снова стало интересно", — говорит он.
Александр поделился советами с теми, кто хочет остаться в профессии после травматичного опыта тюрьмы:
- "Надевайте кислородную маску сначала на себя, потом на соседа": заботьтесь в первую очередь о себе. Если вы выгорите, умрете, сядете или сойдете с ума, толку от вас никакого не будет ни стране, ни обществу, ни коллегам.
- Имейте план Б. Большинство крупных белорусских редакций, работающих не в Беларуси, имеют финансовую определенность только на ближайшие 2–4 месяца. Такая ситуация тянется годами, и если у вас будет в запасе еще одна профессия, то переносить ее будет намного легче.
- Делайте то, что вам действительно интересно.
- А лучше всего держитесь как можно дальше от белорусской журналистики.
Впрочем, сам Александр не следует последнему совету. В 2018 году он вместе с Федором Павлюченко основал онлайн-издание Reformation, где и работает до сих пор. Также они вместе ведут ютуб-шоу "Саша, что ты несешь?!", где совмещают политическую аналитику и юмор.
Инна (имя изменено по соображениям безопасности)
Инна просит не называть ее имя и не раскрывать детали уголовного дела и прошлой работы из соображений безопасности. Хоть сама она давно не в Беларуси, у силовиков остались серьезные способы давления на нее и ее семью.
Проведя за решеткой несколько месяцев, Инна через некоторое время после освобождения уехала из страны. До ареста она занималась журналистской работой и коммуникациями в медиа, а спустя полгода после выхода из тюрьмы вернулась к журналистике.
По словам Инны, в заключении ей было очень трудно, у нее было чувство несправедливости и обиды на судьбу, ведь она хорошо работала, а в результате оказалась в такой ужасной ситуации.
По словам Инны, для нее жизнь в эмиграции тоже проходит очень сложно: "Я много работала с психотерапевтом, сама знаю многое о том, как себя "вытягивать", но до сих пор остается чувство горечи, и мне кажется, что так не только у меня. Просто об этом не очень принято говорить. Но я как чувствовала себя заложницей ситуации, так и чувствую".
Инна говорит, что в неволе старалась не думать о том, чем будет заниматься после освобождения. Главное было сохранить психику и выйти в более-менее адекватном состоянии.
На вопрос, что именно помогало ей вернуться к работе спустя полгода после освобождения, она говорит, что вернулась просто от безысходности: "Я против героизации и журналистов, и всех остальных. Мы не герои, мы просто люди, чьи судьбы пропустили через мясорубку".
Инна вспоминает, что, когда она выходила из тюрьмы, ей явно дали понять, что "ставят полный запрет на профессию". Ее даже приглашали работать пропагандисткой. После этого ей стало понятно, что жить спокойно в Беларуси ей не дадут, так что спустя некоторое время ей пришлось уехать.
"Я не знаю, что ждет белорусскую журналистику и что ждет людей, которые вкладывают все свои силы и ресурсы, зарабатывая при этом совсем немного", — говорит она и отмечает, что очень сложно уйти из профессии, когда за нее пришлось сильно пострадать.
Но очень важно, говорит она, понимать, что люди, которые остаются в белорусской журналистике, продолжают ретравматизироваться каждый день. Многие журналисты сами прошли через репрессии, и сейчас они работают с очень тяжелыми темами, часто читают и пишут про пытки и жестокое обращение с политзаключенными.
Евгения Долгая
До 2020 года Евгения в основном писала на социальные темы, в том числе о проблемах в тюремной системе Беларуси, о том, в каких условиях женщины отбывают наказание.
Она освещала протесты в Беларуси для иностранных СМИ, которые не могли сами работать в стране. За решетку наша героиня попала на трое суток, и этот опыт стал для нее еще более травматичным потому, что ее задержали на глазах восьмилетней дочери. Там ей угрожали посадить на 15 лет в тюрьму, грозили отправить ее дочку в детский дом. Спустя какое-то время после освобождения у Евгении диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Камеру, в которой ее держали, она до сих пор вспоминает практически каждый день.
Какой-то заметной паузы в работе после задержания у Евгении не было. Спустя неделю после задержания она уехала из Беларуси в Украину и стала писать о бежавших от репрессий белорусских студентах, которые уехали из страны, об убийстве Романа Бондаренко в Минске, о политзаключенных и их семьях.
Она признается, что часто думает о том, чтобы уйти из профессии, но пока ей не удается это сделать. "Я считаю, что у всех наших журналистов есть синдром спасателя", — говорит она.
"Мне кажется, что если я перестану писать, то предам людей, которых арестовали и которые сидят: Марфу Рабкову, Катю Андрееву, Насту Лойко. Мне кажется, что важно выстоять — в том числе ради них. Люди все время уходят из профессии, и я понимаю этих людей — возможно, и я скоро уйду. Мне помогает, что работа дает возможность делать то, что от меня зависит. Я не тот человек, который сядет, сложит ручки и скажет: "А что я могу сделать?" Я хоть что-то, но всегда делаю, — добавляет она. — Когда я читала про ГУЛАГ и концлагеря, то все время думала: "Неужели никто не брал на себя ответственность фиксировать все, что происходит?" Есть много книг про людей, которые пережили ГУЛАГ. Но очень мало заметок и мемуаров людей, которые видели, как забирали их соседей, как жили пострадавшие семьи. И неужели не нашлось человека, который жил бы возле концлагеря и фиксировал то, что видел?
Нам нужно хотя бы в будущем [быть в состоянии] объяснить внукам, что такое нынешние репрессии. Потому что, если не брать на себя ответственность хотя бы за фиксацию происходящего, мы будем просто ходить по кругу".
Сейчас Евгения пишет только о женщинах-политзаключенных в Беларуси, она проводит много интервью, рассказывает, что такое белорусская женская тюрьма. По ее словам, условия там очень похожи на ГУЛАГ: женщины не получают полноценного питания и своевременной медицинской помощи, их принуждают работать на тяжелой и опасной работе, из-за чего возникают проблемы со здоровьем.
Фото: Andrew Keymaster с сайта Unsplash.
Другие статьи
