Смотрели ли вы видео с записью обезглавливания Джеймса Фоли? Если вы работаете в медиабизнесе, регулярно просматривая социальные медиа и пользовательский контент, и освещаете международные темы – Сирию, Ирак и другие конфликтные зоны, вам часто приходится сталкиваться с изображениями, содержащим сцены жестокости и насилия.
Медиаорганизации называют их "horror images" из-за сцен жестокости и насилия и травмы, которую может вызвать их просмотр. Мы побеседовали с Фергюсом Беллом, редактором, отвечающим за работу с социальными медиа и пользовательским контентом в Associated Press (AP), и спросили его, как журналисты AP ежедневно работают с такого рода материалами.
Как журналисты справляются с контентом, содержащим сцены жестокости и насилия?
Если вы журналист, который, сидя за рабочим столом с наушниками, занимается мониторингом подобного контента весь день – каждый день – вам не стоит недооценивать то, какое влияние это может оказать на вас. Говорят, что, если вы находитесь на месте происшествия, адреналин помогает справиться с ситуацией.
Но если, сидя за компьютером, вы неожиданно столкнетесь с изображениями сцен насилия, у вас в крови этого адреналина нет. Такая ситуация может воздействовать на вас самым неблагоприятным образом.
Для Associated Press важно, чтобы люди не работали с такого рода контентом слишком долго, чтобы они могли в любой момент сделать перерыв. Мы также стараемся держать этих людей в поле своего зрения и регулярно менять их, чтобы один человек не работал с такими материалами слишком долго.
Один из признаков того, что люди находятся под влиянием впечатлений, – появляющаяся привязанность к просмотру такого контента. Они не хотят останавливаться, хотят продолжать смотреть. В этих случаях мы принимаем меры. У нас разработана специальная поддержка для тех, кто думает, что находится под воздействием таких впечатлений. Вместе с центром Dart [проектом, цель которого – информированное, инновационное и этическое освещение в новостях тем, связанных с насилием, конфликтами и трагедиями] мы работаем над созданием руководства по этой теме.
Приходится ли вам, как журналисту, работать с таким контентом?
Освещая срочные новости, я должен просматривать все видео. Однако для работы с историями, растягивающимися на долгое время, такими, например, как конфликт в Сирии, я выбираю, что мне смотреть. Благодаря опыту, я часто по подписям и тамбнейлам могу сказать, какой материал мы не станем использовать. Если я все же сталкиваюсь с откровенными изображениями сцен насилия и жестокости, то просматриваю видео, обращая внимание на ключевые кадры, чтобы понять, что происходит, и не давая себе включиться в происходящее. Иногда все-таки приходится внимательно просматривать особенно ужасные видео до конца, потому что это может быть важно для процесса редактирования. Я просто стараюсь по возможности ограничить такие ситуации.
Что говорят другие журналисты, вынужденные просматривать такого рода фотографии и видео?
На конференциях я часто общаюсь с коллегами из других организаций. Мы используем возможность обсудить эти вопросы. Я веду рабочую группу по этике работы с пользовательским контентом: нам важно убедиться (и это одно из основных направлений работы группы), что люди в редакциях – от младших сотрудников до старших редакторов – осознают важность подобных вопросов, что все знают о последних советах и руководствах, доступных в этой области. Это не вопрос конкуренции. Это ситуация, которая влияет на всю индустрию, и мы хотим убедиться, что все, кто работает в этой индустрии, в курсе последней информации. Мы также в частном порядке можем говорить о нашем личном опыте и исследованиях этой темы. Мы можем помочь друг другу.
Видите ли вы какую-то разницу между странами в том, как они относятся к "horror images"?
Я вижу огромную разницу: отношение очень сильно зависит от аудитории. Это справедливо для всех видов контента: в западных странах толерантность к публикации такого рода изображений значительно ниже, чем в Азии и на Ближнем Востоке. [Там] аудитория более привычна к таким вещам. Это зависит от стандартов, принятых в новостных агентствах, и от того, насколько самостоятельно они принимают решения. Мы не можем решать, как наши читатели будут использовать контент. Мы принимаем решения относительно того, какую информацию предоставить им, а дальше дело за ними.
Как этот процесс организован в AP?
Как только мы понимаем, что работаем с материалами, содержащими сцены жестокости и насилия (особенно если это видео казней и убийств), мы обращаемся к вышестоящим сотрудникам: к главе видеослужбы AP Сэнди Макинтайру и заместителю главного редактора AP по стандартам Тому Кенту – эти два человека всегда участвуют в принятии такого рода решений. В ходе принятия решения еще несколько человек знакомятся со спорным контентом и высказывают свое мнение. Решение о том, использовать ли данный материал, очень зависит от контекста ситуации. Мы никогда не используем больше того, что нам абсолютно необходимо использовать, чтобы проиллюстрировать историю, а также учитываем последствия публикации для семей погибших, и то, не предоставляем ли мы право голоса людям, совершившим эти злодеяния. Все эти вещи мы принимаем во внимание.
Должны ли журналистам расценивать "horror images" как пропаганду и отказываться от их публикации?
Этот вопрос существовал всегда. Я не думаю, что сам вопрос или подход к нему изменились. Что изменилось, так это то, что зрители могут получить доступ к такому контенту самостоятельно – прямо из первоисточника. Иногда не имеет значения, что делает новостная организация, потому что контент доступен для аудитории, люди могут получить его, если хотят.
Я все время нахожусь в социальных сетях и регулярно вижу такого рода контент. Это слишком для аудитории. Это слишком, потому что люди могут видеть его на таких платформах, как Twitter, где у них, просто в силу природы этой социальной платформы, нет возможности не увидеть. Люди просто натыкаются на такой контент – они совсем необязательно ищут его. В ситуациях, когда у людей нет выбора, смотреть или не смотреть, это может быть чересчур сильным впечатлением для них.
Это сообщение первоначально появилось на сайте Global Editors Network и перепечатано на IJNet с разрешения. Global Editors Network – это кросс-платформенное сообщество, цель которого – устойчивая, высококачественная журналистика, поддержка редакций с помощью различных программ, разработанных для того, чтобы вдохновлять, связывать людей и делиться информацией.
Лорэ Нурау – модератор социальных медиа Global Editors Network. Следите за ней в Twitter: @LaureNouraout.
Изображение пользователя Jonathan, лицензия CC сайта Flickr.